Жизнь моя за песню продана (сборник) - Страница 12

• Предыдущая
• 12 / 91
• Следующая

…

Когда я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и потому отдали в церковно-учительскую школу, окончив которую я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось.

1912. После окончания учительской школы в с. Спас-Клепики переехал в Москву. Сразу же установил связи с Суриковским литературно-музыкальным кружком, опекавшим талантливых выходцев из народа.

1913. Начал заниматься на историко-философском отделении Московского городского народного университета им. А.Л. Шанявского.

Меня считают сумасшедшим и уже хотели везти к психиатру, но я послал всех к сатане… Да, Гриша, люби и жалей людей, и преступников, и подлецов, и лжецов, и страдальцев, и праведников. Ты мог и можешь быть любым из них. Люби угнетателей и не клейми позором, а обнаруживай ласкою жизненные болезни людей. Не избегай сойти с высоты, ибо не почувствуешь низа и не будешь о нем иметь представления…

1913 г. Вступил в гражданский брак с Анной Романовной Изрядновой.

1914 г. Первые публикации в московских тонких журналах.

21 декабря (3 января нов. ст.) 1914 г. у Анны Изрядновой и Сергея Есенина родился сын Юрий.

«Познакомилась я с Есениным в 1913 году, когда он поступил на службу в типографию товарищества И.Д. Сытина в качестве подчитчика (помощника корректора). Он только что приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был… Ко мне он очень привязался. Требователен был ужасно, не велел даже с женщинами разговаривать – они нехорошие. Посещали мы с ним университет Шанявского. Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думал, как жить… В конце декабря (1914 г.) у меня родился сын.

Есенину пришлось много канителиться со мной (жили мы только вдвоем)… На ребенка смотрел с любопытством, все твердил: «Вот я и отец». Потом скоро привык, полюбил его, качал… В марте поехал в Петроград искать счастья. Видела я его незадолго до смерти. Сказал, что пришел проститься. Просил не баловать, беречь сына».

Есенин – Екатерине Есениной

…Живи и гляди в оба. Все, что бы ты ни сделала плохого, будет исключительно плохо для тебя; если узнаю, как приеду, что ты пила табачный настой, как однажды, или еще что, то оторву тебе голову или отдам в прачки. Того ты будешь достойна. Ты только должна учиться, учиться и читать. Язык держи за зубами. На все, исключительно на все, когда тебя будут выпытывать, отвечай «не знаю». Помимо гимназии, ты должна проходить школу жизни и помни, что люди не всегда есть хорошие. Думаю, что ты не дура и поймешь, о чем я говорю. Обо мне, о семье, о жизни семьи, о всем и о всем, что очень интересно знать моим врагам, – отмалчивайся, помни, что моя сила и мой вес – благополучие твое и Шуры.

Стихи я начал писать очень рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16–27 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице». Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, с меня капал пот, потому что я в первый раз видел живого поэта.

«Днем у меня рязанский парень со стихами. Крестьянин Рязанской губ. 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915 г.»

Городецкий свел меня с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба.

1916. Широко публикуется в столичных толстых журналах. Заводит литературные знакомства. С помощью Клюева находит издателя для первого сборника стихов «Радуница».

Среди новых литературных знакомых Есенина – Илья Ефимович Репин, Корней Иванович Чуковский, Алексей Николаевич Толстой. Жена Толстого Наталья Крандиевская вспоминает:

«– У нас гости в столовой, – сказал Толстой, заглянув в мою комнату. – Клюев привел Есенина. Выйди, познакомься. Он занятный.

Я вышла в столовую. Поэты пили чай. Клюев, в поддевке, с волосами, разделенными на пробор, с женскими плечами, благостный и сдобный, похож был на церковного старосту. Принимая от меня чашку с чаем, он помянул про великий пост. Отпихнул ветчину и масло. Чай пил «по-поповски», накрошив в него яблоко. Напившись, перевернул чашку, перекрестился на этюд Сарьяна и принялся читать нараспев вполне доброкачественные стихи. Временами, однако, чересчур фольклорное какое-нибудь словечко заставляло насторожиться. Озадачил меня также его мизинец с длинным, хорошо отполированным ногтем.